Как сегодня живут в Москве украинцы

Как ни странно, никто не закрыл Украинский культурный центр в Москве на Арбате, 9. Несколько месяцев назад над дверью висели два желто-голубых флага. Ведь Центр является официальным государственным органом, о чем свидетельствует надпись перед входом: «Государственное управление прав Президента Украины». Флаги сняты. Но сам центр открыт. Только в интерьере роскошной комнаты есть гулкая пустота. На стенах главного зала висят портреты Тараса Шевченко, Леси Украинки и Николая Гоголя. На стендах книги на украинском языке. Но во всем здании нет ни одной живой души, кроме смотрителя в подъезде.

 

«Мы работаем нормально, — говорит он мне. – Как запланировано. Это культура, а не политика.

Но расписания мероприятий нет ни на стенде, где оно, вероятно, висело раньше, ни на сайте UKC. Последние новости были опубликованы там 16 февраля. Среди них анонс творческого тематического вечера поэтессы и художницы Оксаны Кузь-Ивасютиной «Сердце на бумаге, а душа в рядах», который должен был состояться 21 февраля. Свежих новостей нет. Хотя, кажется, что-то произошло после того дня.

22 февраля УКЦ опубликовал объявление о «срочном собрании представителей диаспоры», которое должно было состояться 25 февраля у памятника Лесе Украинке на Украинском бульваре. Сейчас соответствующего сообщения уже нет на странице, но следы остались в Интернете. Неизвестно, была ли встреча представителей диаспоры.

Вахтерша объясняет непривычную пустоту в здании и отсутствие новостей на сайте сезонным фактором: «Сейчас все просто в отпуске». По ее словам, до конца мая в УКЦ еще происходили какие-то события. Например, курсы украинского языка. Однако она отказалась дать контакты кого-то из преподавателей, студентов или сотрудников центра: «Да, они все в отпуске. Тогда приходи. Когда все начнется.” Когда все начнется снова, девушка не знает.

– Вы оттуда? – спрашивает она через некоторое время.
– Я не отсюда. Но мне совсем не нравится все, что происходит, говорю я, неопределенно обводя рукой пустой мраморный зал.
«Вообще я тоже из Казахстана», — говорит она с мягким южным акцентом. И, вздохнув, продолжает: «Как ты думаешь, это хоть кому-нибудь нравится?» Но ты все равно приходи позже. Когда это закончится

Москва украинская

По переписи 2010 года в Москве проживало 154 тысячи человек украинцев. Хотя они составляли всего 1,5% населения, тем не менее они занимали второе место среди всех этнических групп после русских. В то же время их количество за восемь лет сократилось на 100 тысяч человек (в 2002 году их было 253 тысячи). Объясняется это, скорее всего, не миграционными процессами, а ассимиляцией. Культурная близость позволяет людям легко менять декларируемую национальную идентичность.

Миграционные процессы способствуют увеличению количества и доли иммигрантов из Украины. По данным МИД Украины, на ноябрь 2021 года в России постоянно проживало около 2 млн граждан Украины. По сути, это «рабочие-мигранты», въехавшие в страну в качестве трудовых мигрантов. А также студенты и люди из смешанных семей. Трудно сказать, сколько из них проживает в Москве, таких данных нет в открытом доступе.

Многотысячная украинская диаспора в России не имеет много собственных организаций. До 2010 года действовала Федеральная национально-культурная автономия украинцев в России (ФНКАУР). Глава этой организации Валерий Семененко публично выступал на мероприятиях, посвященных «памяти украинцев, погибших во время Голодомора». «Голодомор» — противоречивая историко-политическая концепция, согласно которой советские власти преднамеренно организовали голод на Украине в 1930-е годы, чтобы подорвать национальное сопротивление украинского народа. Многие российские и даже украинские историки критиковали это учение, подрывая его научную непротиворечивость. В ноябре 2010 года Верховный суд РФ принял решение о ликвидации ФНКАУР. «Союз украинцев в России» существовал немного дольше. Ликвидирован Верховным судом по иску правительства России в 2012 году.

До 2017 года по адресу ул. Трифоновская 61, корп. 1 работала Библиотека украинской литературы. Её российские власти заподозрили в симпатиях к украинскому национализму. В 2010 и 2015 годах в здании библиотеки проводились обыски. Полиция конфисковала исторические и политические книги, посвященные лидерам националистического движения, а также материалы украинского «оранжевого» движения «Пора!» и подшивки правых газет. Некоторые из них были включены в списки экстремистской литературы. Задержана директор библиотеки Наталья Шарина. За «распространение экстремистской литературы и незаконное растрату бюджетных средств» ей дали 4 года условно (1,5 года она провела в СИЗО). Библиотека московскими властями была закрыта.

Выучить украинский язык в Москве непросто. Языковые курсы проводились два раза в неделю в Украинском культурном центре (по словам дворника, последние занятия проходили в мае). Они изучают украинский язык в нескольких университетах. Например, в Центре украиноведения Московского государственного языкового университета и на кафедре языков Центральной и Юго-Восточной Европы Московского государственного института международных отношений (МГИМО). В МГУ украинские группы формируют каждые пять лет, но в последний раз это делали в 2015 году. В Интернете много объявлений об услугах частных репетиторов по украинскому языку (обычно в комплекте с английским, немецким или польским) от выпускников филфаков украинских вузов. Большинство из них были созданы до 24 февраля.

Украинская идентичность в России всегда была очень слабо выражена. В культурном отношении киевляне и одесситы почти не отличались от коренных жителей. Легкий шарм их общению добавлял тонкий южный акцент. Но теперь духовные, гражданские или семейные отношения с Ненко стали вопросом политического выбора, который иногда может дорого стоить человеку. Однако этот выбор разделил московских украинцев, пожалуй, даже больше, чем неукраинцев.

«Ну, как там твои бандеровцы?»

Типичная история Оксаны из Одессы. До 17 лет она жила под родными каштанами и платанами, а потом полюбила москвичей. В 2013 году на улице было тихо.

– Я стала приезжать в Москву все чаще и чаще. И я придумала себе дополнительный повод. Я решила принять участие в творческом конкурсе в одном из университетов. И когда она встречалась со своим молодым человеком, то почти случайно туда зашла. Москва очень понравилась. Гораздо больше, чем Одесса. Хотя я была южанкой по происхождению, Юг по натуре был для меня тяжелым бременем. И поэтому первые месяцы здесь казались сказкой.

Но через полгода волшебство рассеялось. В университете было несколько преподавателей, которые требовали, чтобы студенты встали и аплодировали аннексии Крыма. Оксана не была политизированной девушкой, но дисциплинарный патриотизм потряс ее чувства. «Невозможно было влюбиться в такого дурака и пролить слезы», — говорит она. Но большинство студентов спокойно отнеслись к этим требованиям. Вскоре девушка была полностью изолирована. Никто из одноклассников с ней больше не разговаривал. В мае 2014 года она поехала домой, чтобы обновить паспорт. Когда она вернулась и пришла в деканат, ее встретили без особой нежности:

– Ну что, Бандеровка, ты ездила по Украине?

В этот же день Оксана забрала документы из университета. «Это был первый раз, когда я испугалась, — говорит она. «Даже не за собственную шкуру, а за то, что в чем-то совсем поглупела. Как в антиутопии, которой я тогда зачитывалась, как и все подростки. Шок не был связан с политикой, говорит Оксана: «Я просто, наверное, разочаровалась в человечестве в целом».

Но она все равно осталась в Москве с чувством разочарования. Я пыталась учиться. Но журфак МГУ оставил еще большее разочарование, и девушка отказалась от своих амбиций получить российское высшее образование. Я просто жила и работала. В начале 2020 года Оксана отправилась в Одессу оформлять документы. Две недели растянулись на полтора года: эпидемия коронавируса закрыла границы. Вернуться в Москву не удалось до сентября 2021 года.

– В феврале в нашей семье случилось горе. Моя бабушка умерла от плохих антибиотиков. Это был очень тяжелый удар и для меня, и для моей мамы. Десять дней я ничего не могла делать, только лежала и плакала. И — я хорошо помню тот день — только 22 февраля я почувствовала, что ко мне возвращаются силы. Я могу встать с постели и заняться чем угодно. На следующий день я проверила свой телефон. И там было, наверное, 50 сообщений. Я села в постели в полном оцепенении и повторила: “И что же делать?»

Первую мысль «надо опровергнуть» Оксана отмела. “Упасть” было некуда и нечем. Но девушка понимала, что в нынешних условиях она не может оставаться в Москве. Нам оставалось только подготовиться к отъезду.

– Я стала браться за каждую работу, экономя каждую копейку. Потому что моя мама в Одессе, а другая часть семьи — отец и брат — беженцы в Польше. В какой-то момент я должна быть готова им помочь. Не только морально. И это то, что я делаю. Это дает мне силы.

Оксана рассказывает, как встала прошлой ночью, чтобы позвонить маме: «Мама иногда не брала трубку. Это был полный кошмар. Даже странно, что психика может к этому привыкнуть». Однажды стало известно, что в жилой дом в Одессе попала ракета.

– Я позвонила маме. Она сказала, что находится по соседству. Она назвала адрес. И я поняла, что это был действительно дом соседа. Рядом был магазин, в который я ходила большую часть своей жизни.

Этой весной история повторилась как восемь лет назад. Несколько близких друзей отвернулись от Оксаны: «Друг сказал, что я бандеровец и что нас будет судить суд». Это был конец разговора. «Я чувствовала, что было очень глубокое предательство, — говорит Оксана.

В отличие от нескольких ее друзей из Украины, полиция к Оксане не приезжала. Ее не вызывали в органы. Сама она считает, что милиция наносит профилактические визиты только тем, кто участвовал в уличных протестах. Но она сделала это не для того, чтобы спасти себя и помочь близким. Теперь внешне она живет почти такой же жизнью. Ходит на работу, устраивается на неполный рабочий день. Я спрашиваю, что изменилось за последние сто дней.

Знаешь, я чувствую, что сильно постарела. Я больше не чувствую прихода весны. Мне 25 лет. В этом возрасте всегда ждешь какого-то чуда, благополучия, прилива. Я стала холоднее, циничнее. Я много наблюдаю за людьми. И я больше не боюсь терять людей. Значения сильно меняются, когда ракета попадает в дом соседа.

«Я не эмигрант, я у себя на родине»

Другой одессит, Георгий, оказался в Москве на год позже Оксаны.

«Я приехал в августе 2014 года, когда снова начал учиться ходить в Палате профсоюзов», — объясняет он свою ситуацию.

До того, как начались «исторические времена», Джордж вел обычную жизнь. Учился, потом работал. В семье и на работе украинская власть была лениво дисциплинирована. Было за что поругать, говорит: «Все время было хуже. С ценами, с работой. «Правый сектор» ворвался в Одессу». Георгия раздражало, что приезжие с Западной Украины учат одесситов, как жить и на каком языке думать. Но он не считал себя активистом.

«Только в 2014 году мне пришлось что-то делать», — говорит он. У нас был государственный переворот. Эти нацисты сразу же появились в товарных количествах. И для меня герой Ковпак (один из руководителей коммунистического партизанского движения на Украине в 1941-1944 гг. ), а не Бандера. Ну, я присоединился к движению “Куликово поле” за федерализацию. Мы хотели сами решать, на каком языке говорить и какие памятники ставить, чтобы нас не хватали всякие уроды.

2 мая 2014 года это гражданское противостояние закончилось трагедией в Одессе. Толпа националистов осадила и подожгла Дом профсоюзов, где скрывались сторонники федералов. Заживо сожжено более 50 человек. Джордж спрыгнул с третьего этажа горящего здания. Он сломал обе ноги, повредил позвоночник, но выжил.

«Когда я лежал в больнице, к нам приезжали люди из Куликова, — вспоминает он. Принесли лекарства и еду. Там была бабушка Путина, ей так повезло с фамилией. Она принесла мне торты. А когда я немного поправился, мне собрали деньги на лечение. Ну, я уехал в Россию, у меня здесь родственники.

В России Георгию сразу понравилось больше, чем в Украине. Медицина лучше, уровень жизни выше, а главное никто не “говорит на каком языке думать”. Однако города, где жил мужчина, — Владимир, Санкт-Петербург и, наконец, Москва — не производили впечатления чужой страны.

«Я не иммигрант, — настаивает он. – Я дома. Я из СССР. Я просто переехал из одного родного города в другой. А потом третий. Для меня это все одна большая родина.

24 февраля было шоком, признается Джордж. «Я был против того, чтобы славяне убивали друг друга. Но это продолжение гражданской войны, которая идет с 2014 года», — сказал он. За последние три месяца в его повседневной жизни мало что изменилось. Вот уже несколько лет одессит имеет российский паспорт. Его никто не беспокоил, полиция не проводила профилактических допросов. Конечно, многие связи были разорваны. «Есть родственники и много знакомых, друзей, которые считают меня предателем. Они не хотят общаться, вздыхает Джордж. Но оговаривается: – Не все, конечно. Многие помнят Дом профсоюзов. Они просто боятся высказать свою позицию. Ведь там, в Украине, оппозицию преследуют не меньше, чем здесь».

Георгий говорит, что по работе ему предлагали уехать из Москвы в Европу. Но он отказался.

«Я не хочу быть кочевником, — объясняет он. «Но наши времена очень, очень темные. У меня сейчас очень много социальных контактов, которые просто “вырываются с мясом”. Я отношусь к этому как к стихийному бедствию. Вы ничего не можете сделать, кроме как ждать, пока это закончится.

Инакомыслящие

Лера и Лева прожили в Киеве 20 лет. В марте они просто скромно отметили годовщину свадьбы. А в апреле пришли за Львом.

«После того, как русские ушли [из города], мы начали наводить порядок в информационном пространстве, — объясняет Лера. – Как говорится, “ловить диверсантов».

Лео не был политиком, но оппозиционные посты в Facebook писал*. Он сравнил социальные показатели современной Украины с советскими. Слава СССР. Он критиковал власть, как говорит Лера, «с социалистических позиций». За этого в конце 2021 года он попал на портал «Миротворец», на котором публиковались данные об «антиукраински настроенных» гражданах. Но жизнь продолжалась.

«До 24 февраля у нас было так же спокойно, как перед бурей, — вспоминает Лера. «В Киеве такая тишина, такая подавляющая атмосфера. Но мы с мужем не очень верили, что это начнется. Он работал программистом, я была дома с ребенком. А когда попал во что? Мы жили ожиданием того, что произойдет. Большинство киевлян сразу переехали, уехали. В городском детском классе осталось только двое детей.

Когда они пришли искать, Лео не было дома. Он решил не испытывать судьбу и уехал из города. Лера осталась еще на несколько дней. Она пыталась добиться справедливости, стучась на пороги полиции и прокуратуры. Там ей ответила на что-то непонятное: «Ну ты знаешь, что пишут в твоих соцсетях?» При обыске у них дома изъяли какую-то карту памяти, которой раньше там никогда не было. «Дело против Льва сшито», — пояснил один из родственников. И он посоветовал ей уехать как можно скорее.

«Когда мы ехали по Украине, ненависть [к России] уже была у всех в глазах. Эти слова звучали постоянно, про «рашку» и все остальное, — говорит Лера.

Такое же настроение царило среди беженцев в Польше и Финляндии, куда уехала Лера с дочерью.

– В Финляндии тоже много страшного слышали от беженцев о России. Каждый был тронут по-своему, я никого не осуждаю. Но слушать было невозможно. Хотя люди были из Мариуполя и Харькова. Мы уехали через Россию. Но поговорить было просто не с кем, — вздыхает Лера.

Она прожила в Финляндии чуть больше месяца. Денег не было, неопределенность тяготила. Но главное, никто не мог услышать и понять ее собственное несчастье. А Лера уехала дальше в Россию.

«Нас с дочерью остановили на границе. Устроили допрос с пристрастием. Она рассказала, как это было. Но все спрашивали о моих взглядах, об их отношении к этой операции…

В итоге девушек отпустили. Но в огромной Москве деваться было некуда. «Если бы я была с мужем, мы, наверное, остались бы в Москве, — объясняет Лера. – Но одна, с ребенком, мне негде жить, не с кем оставить дочь. Решила поехать в Луганск, к родителям».

«Здесь, конечно, тоже смотрят на меня странными глазами, когда я говорю, откуда я родом. Спрашивают, как я буду жить здесь. Работа в Луганске очень плохая. Говорят, что здесь нет будущего и надо снова ехать в Россию. И у меня даже нет времени думать об этом. Муж убегает – он не может покинуть Украину, ему грозит 12 лет за посты в Facebook*. И ребенок должен ходить в школу. Какое будущее? Я просто живу день за днем. Я жду, когда все это закончится. Потом подумаю: Москва, Киев, Луганск. Или полететь на Луну.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: