Что есть государственная форма жизни?
Наше правление не имеет никакого смысла,
если оно не основано на глубокой религиозной
вере, и мне все равно, какой именно
Дуайт Эйзенхауэр
Надеюсь, всем понятно, что государство в качестве основного рычага в своей деятельности опирается на силу, узаконенное насилие, и что народ (общество) лишён такой легальной возможности. Во всех государствах право на народный бунт не признаётся и преследуется под страхом смерти или иной ответственности. При этом общество наделяется теми рычагами «власти», право на использование и механизм действия которых определяет для народа само государство (референдумы, выборы и т.д.). В итоге получается игра в одни ворота, победитель в которой всегда заранее предопределён.
Многие светлые головы действительно верят в то, что без этих жёстких односторонних правил игры в обществе воцарятся хаос и анархия. На полном серьёзе выдвигаются предположения о том, что государственная форма организации жизни общества – это единственный возможный вариант, выбранный сознательно волей народа. А отсутствие всякой государственности – невообразимая в развитых, «цивилизованных» обществах ситуация, при которой нормальное поступательное развитие вообще невозможно. Возражая самому духу этой точки зрения, хочется задаться вопросом: Если сторонники и выразители подобных убеждений действительно полагают, что уровень сознания «народных масс» настолько высок, что определённо не допускает иной организации общественной жизни, кроме как исключительно государственной (главной составляющей которой является аппарат подавления всякого сопротивления), то почему же он так низок, раз не позволяет народам существовать в условиях полной и сознательной самоуправляемости и самостоятельности при отсутствии всякого государственного начала?
В этой связи мы солидарны с А.П. Куницыным, который чётко понимает, что каждый свободный человек желает подчиняться исключительно законам собственного разума, а всякое другое законодательство допускает тогда только, когда оно проистекает из общих начал разума. Учёный допускает, что с другой стороны человек может подвергнуться законам противным разуму, но тогда он отрицает собственное своё достоинство, унижаясь до степени животного[1].
Таким образом, потребность в упрочении государственных форм управления следует рассматривать не как результат высокого общественного сознания, а как итог безысходности и хаоса, вызванных деградацией разума, ограничению распространения которых, якобы, поможет только жёсткая политическая организация управления посредством внедрения социальных норм поведения. Как говорит Р. Штаммлер, «нет никакой естественной необходимости, которая заставила бы устанавливать регулирующие нормы и создавать социальную жизнь; и все нормы, определяющие поведение людей в их взаимных отношениях, следует рассматривать как дело человеческих рук и притом только как средство и орудие»[2].
Поэтому цель общественного развития должна заключаться не в совершенствовании государственной организации, а, напротив, в её постепенном уничтожении.
Если государственную форму жизни рассматривать, как естественную, да ещё и конечную, ступень развития всякого общества, призванную обуздывать и приводить в равновесие потребности личности и интересы всего общества, надо в первую очередь признать изначальную социальную порочность всякой личности и всякого коллектива, объединяющего такие личности. Хотя негласно, но именно эта идеологическая концепция и господствует в современном обществе. Происхождение её также известно – для научного мира – это теория эволюции видов Ч. Дарвина, основанная на постулате развития примитивных форм жизни в более совершенные, а для простого населения – библейский взгляд на сотворение человека, изначально рождающегося во грехе. По иудео-христианской идеологии (как говорит Ф. Ницше, «христианин всё тот же иудей более «вольного» пошиба»[3]) от рождения и до смерти участь человека предопределена – искупать грехи посредством рабского повиновения всякой власти, ибо власть имеет божественное происхождение: «несть бо власть, аще не от Бога». В Библии об этом сказано достаточно определённо:
- «будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, ибо такова есть воля Божия» (1 Пётр, 2:13-15);
- «слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым» (1 Пётр, 2:18);
- «рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный» (Еф, 6:5-8);
- «рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И всё, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков» (Кол, 3:22, 23);
- «рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всём, не прекословить, не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всём были украшением учению Спасителя нашего, Бога» (Тит, 2:9, 10);
- и т.д.
С этих времён родилась в народе пословица-назидание: «Бога бойся, Царя – чти». Соответственно и выражающаяся в правотворчестве воля государя признавалась волею Божьей или, как говорит А.С. Киц, «закон означал реализацию воли Бога»[4]. Такая «сакрализация власти, – констатируют В.Г. Румянцева и И.В. Меньшикова, – полностью выводила властителя из-под контроля общества, возносила его над обществом на недосягаемую высоту. Любое несогласие, а тем более выступление против власти, рассматривалось как выступление против Бога. Соответственно, и для государственных служащих полное подчинение государю было обязательным»[5].
Совершенно справедлива прямая взаимосвязь казалось бы двух разрозненных процессов: образования государства (светское, мирское направление) и учреждения церкви (религиозное, «духовное» направление). В этой связи правы учёные, утверждающие, что «крещение Руси имело большое значение для укрепления феодального государства, благо церковь освящала подчинение христиан эксплуататорскому государству»[6]. Как говорит Т.И. Демченко: «языческая религия не освящала подчинение одного человека другому. Новая, христианская религия, ставшая сначала религией господствующего класса, дала в его руки готовую идеологию, которая учила народ повиновению и беспрекословному подчинению власти»[7].
Идея рабской покорности всякой власти (в том числе отеческой), внедрявшаяся в массовое сознание через распространение христианского религиозного учения («во страхе божием»), целиком была основана на культе насилия. И что самое страшное – насаждалась она с детского возраста, на раннем, наиболее чувствительном этапе развития личности ребёнка. Для характеристики древнего религиозного воспитания наиболее примечательны следующие выдержки из «Домостроя» (Сильвестровой редакции):
- «страх божий всегда носи в своём сердце и любовь нелицемерную, и помни о смерти»;
- «наказывай детей в юности – упокоят тебя в старости твоей»;
- «и не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрёт, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти»;
- «любя же сына своего, учащай ему раны – и потом не нахвалишься им. Наказывай сына своего с юности и порадуешься за него в зрелости его, и среди недоброжелателей сможешь им похвалиться, и позавидуют тебе враги твои»;
- «понапрасну не смейся, играя с ним: в малом послабишь – в большом пострадаешь, скорбя, и в будущем словно занозы вгонишь в душу свою. Так не дай ему воли в юности, но пройдись по рёбрам его, пока он растёт, и тогда, возмужав, не провинится перед тобой и не станет тебе досадой и болезнью души, и разорением дома, погибелью имущества, и укором соседей, и насмешкой врагов, и пеней властей, и злою досадой»;
- и т.д.
Процесс огосударствления общественной жизни, напрямую связанный с воспитанием христианством в народе терпимости к любой власти, и даже неправедной, постепенно предавал забвению исконные формы народного самоуправления. Ссылаясь на неисповедимое божественное провидение, церковь настолько «промывала мозги» пастве, что убеждала последнюю в необходимости подчинения даже явно антинародным правителям. Как указывает в этой связи В.П. Алексеев, «пусть князь, даже дурной, всё-таки его надо слушаться. Дурные князья посылаются Богом народу за грехи, и их надо терпеть, как наказание за грехи. До сих пор народ обыкновенно дурных князей лишал власти, изгонял их и выбирал новых. Теперь ему предлагали терпеть дурных князей»[8].
Несуразность объяснения социальной природы человека через призму изначальной греховности очевидна, а потому не требует своего детального разоблачения.
Человек, пожалуй, одно из совершеннейших созданий во Вселенной, личность которого остаётся до конца непознанным явлением, без сомнения, имеющим божественную природу. Как и всякое другое стадное животное, он вынужден жить организованно, чтобы получать своё развитие и не мешать развиваться другим.
В процессе своей «эволюции» организация общественной жизни претерпела существенные изменения. Жизнь в общинно-родовом строе подчинялась местным обычаям, основанным на исторически сложившихся особенностях. В то время как современная корпоративно-сословная организация жизни зиждется на универсальных правилах, служащих целям глобализации, а, в конечном счёте, обслуживающих систему глобального управления. При этом, если в первом случае единство организации жизни людей обеспечивалось за счёт общности культуры, имеющей естественные корни, то во втором – посредством транснациональной «субкультуры», основанной на искусственно (специально) образованной почве.
Вопрос организации жизни человека в обществе никак напрямую не связан с необходимостью образования государства. Большим заблуждением является утверждение о том, что посредством государственной организации обеспечивается единство нации. Б.А. Рыбаков привёл замечательный пример из нашей истории, указав, что «единство древнерусской народности выражалось в выработке общего литературного языка, покрывшего собою местные племенные диалекты, в сложении общей культуры, в национальном самоощущении единства всего народа»[9]. Меж тем именно государственность разобщила некогда единый роський народ на великороссов, малороссов и белорусов. Описывая период удельной раздробленности, С.А. Корф замечает: «Несмотря на разделение Руси на десятки мелких государств, мы находим много признаков её единства: возьмём хотя бы народную поэзию, в которой так ярко отражается идея «единой святой Руси»; над государственною самостоятельностью и политическою обособленностью стоял общий национальный и бытовой дух единого народа, единой Русской земли»[10].
Безусловно, в современных условиях безгосударственная форма общественной жизни невозможна. Общества, в которые тысячелетиями внедрялся культ государственного насилия, не смогут самоуправляться, если в один миг заявить о самороспуске государства. Сразу начнётся борьба за власть, основанная на методе единственно понимаемого – государственного насилия. Сильный станет принуждать слабого. Другого никто не знает, другому не учили. Поэтому процесс деогосударствления должен основываться на совершенно ином типе понимания общественного управления, на изменении идеологической парадигмы, всей мировоззренческой системы.
Максим Звягинцев
Ссылки:
1. См.: А.П. Куницын. Право естественное. СПб., 1818.
2. Р. Штаммлер. Теоретические основы анархизма. М., 1906.
3. Ф. Ницше. Антихристианин. Опыт критики христианства. Проклятие христианству.
4. А.С. Киц. Исторические аспекты формирования и развития управленческой культуры в России (со времён Киевской Руси до преобразований Петра I) // История государства и права. 2008. № 9.
5. В.Г. Румянцева, И.В. Меньшикова. Генезис Института государственной службы в России // История государства и права. 2008. № 8.
6. История отечественного государства и права / Под ред. О.И. Чистякова. Ч. 1: Учебник. М., 2004.
7. Т.И. Демченко. Древнерусское правовое сознание в «Повести временных лет», в «Поучении Владимира Мономаха» и в «Слове о полку Игореве» // Юридическое образование и наука. 2009. № 1.
8. В.П. Алексеев. Начало и конец самодержавия в России. М., 1906.
9. Б.А. Рыбаков. Рождение Руси. М., 2004.
10. С.А. Корф. История русской государственности. Т. 1. СПб., 1908. С. 158.
если оно не основано на глубокой религиозной
вере, и мне все равно, какой именно
Дуайт Эйзенхауэр
Надеюсь, всем понятно, что государство в качестве основного рычага в своей деятельности опирается на силу, узаконенное насилие, и что народ (общество) лишён такой легальной возможности. Во всех государствах право на народный бунт не признаётся и преследуется под страхом смерти или иной ответственности. При этом общество наделяется теми рычагами «власти», право на использование и механизм действия которых определяет для народа само государство (референдумы, выборы и т.д.). В итоге получается игра в одни ворота, победитель в которой всегда заранее предопределён.
Многие светлые головы действительно верят в то, что без этих жёстких односторонних правил игры в обществе воцарятся хаос и анархия. На полном серьёзе выдвигаются предположения о том, что государственная форма организации жизни общества – это единственный возможный вариант, выбранный сознательно волей народа. А отсутствие всякой государственности – невообразимая в развитых, «цивилизованных» обществах ситуация, при которой нормальное поступательное развитие вообще невозможно. Возражая самому духу этой точки зрения, хочется задаться вопросом: Если сторонники и выразители подобных убеждений действительно полагают, что уровень сознания «народных масс» настолько высок, что определённо не допускает иной организации общественной жизни, кроме как исключительно государственной (главной составляющей которой является аппарат подавления всякого сопротивления), то почему же он так низок, раз не позволяет народам существовать в условиях полной и сознательной самоуправляемости и самостоятельности при отсутствии всякого государственного начала?
В этой связи мы солидарны с А.П. Куницыным, который чётко понимает, что каждый свободный человек желает подчиняться исключительно законам собственного разума, а всякое другое законодательство допускает тогда только, когда оно проистекает из общих начал разума. Учёный допускает, что с другой стороны человек может подвергнуться законам противным разуму, но тогда он отрицает собственное своё достоинство, унижаясь до степени животного[1].
Таким образом, потребность в упрочении государственных форм управления следует рассматривать не как результат высокого общественного сознания, а как итог безысходности и хаоса, вызванных деградацией разума, ограничению распространения которых, якобы, поможет только жёсткая политическая организация управления посредством внедрения социальных норм поведения. Как говорит Р. Штаммлер, «нет никакой естественной необходимости, которая заставила бы устанавливать регулирующие нормы и создавать социальную жизнь; и все нормы, определяющие поведение людей в их взаимных отношениях, следует рассматривать как дело человеческих рук и притом только как средство и орудие»[2].
Поэтому цель общественного развития должна заключаться не в совершенствовании государственной организации, а, напротив, в её постепенном уничтожении.
Если государственную форму жизни рассматривать, как естественную, да ещё и конечную, ступень развития всякого общества, призванную обуздывать и приводить в равновесие потребности личности и интересы всего общества, надо в первую очередь признать изначальную социальную порочность всякой личности и всякого коллектива, объединяющего такие личности. Хотя негласно, но именно эта идеологическая концепция и господствует в современном обществе. Происхождение её также известно – для научного мира – это теория эволюции видов Ч. Дарвина, основанная на постулате развития примитивных форм жизни в более совершенные, а для простого населения – библейский взгляд на сотворение человека, изначально рождающегося во грехе. По иудео-христианской идеологии (как говорит Ф. Ницше, «христианин всё тот же иудей более «вольного» пошиба»[3]) от рождения и до смерти участь человека предопределена – искупать грехи посредством рабского повиновения всякой власти, ибо власть имеет божественное происхождение: «несть бо власть, аще не от Бога». В Библии об этом сказано достаточно определённо:
- «будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, ибо такова есть воля Божия» (1 Пётр, 2:13-15);
- «слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым» (1 Пётр, 2:18);
- «рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный» (Еф, 6:5-8);
- «рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И всё, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков» (Кол, 3:22, 23);
- «рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всём, не прекословить, не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всём были украшением учению Спасителя нашего, Бога» (Тит, 2:9, 10);
- и т.д.
С этих времён родилась в народе пословица-назидание: «Бога бойся, Царя – чти». Соответственно и выражающаяся в правотворчестве воля государя признавалась волею Божьей или, как говорит А.С. Киц, «закон означал реализацию воли Бога»[4]. Такая «сакрализация власти, – констатируют В.Г. Румянцева и И.В. Меньшикова, – полностью выводила властителя из-под контроля общества, возносила его над обществом на недосягаемую высоту. Любое несогласие, а тем более выступление против власти, рассматривалось как выступление против Бога. Соответственно, и для государственных служащих полное подчинение государю было обязательным»[5].
Совершенно справедлива прямая взаимосвязь казалось бы двух разрозненных процессов: образования государства (светское, мирское направление) и учреждения церкви (религиозное, «духовное» направление). В этой связи правы учёные, утверждающие, что «крещение Руси имело большое значение для укрепления феодального государства, благо церковь освящала подчинение христиан эксплуататорскому государству»[6]. Как говорит Т.И. Демченко: «языческая религия не освящала подчинение одного человека другому. Новая, христианская религия, ставшая сначала религией господствующего класса, дала в его руки готовую идеологию, которая учила народ повиновению и беспрекословному подчинению власти»[7].
Идея рабской покорности всякой власти (в том числе отеческой), внедрявшаяся в массовое сознание через распространение христианского религиозного учения («во страхе божием»), целиком была основана на культе насилия. И что самое страшное – насаждалась она с детского возраста, на раннем, наиболее чувствительном этапе развития личности ребёнка. Для характеристики древнего религиозного воспитания наиболее примечательны следующие выдержки из «Домостроя» (Сильвестровой редакции):
- «страх божий всегда носи в своём сердце и любовь нелицемерную, и помни о смерти»;
- «наказывай детей в юности – упокоят тебя в старости твоей»;
- «и не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрёт, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти»;
- «любя же сына своего, учащай ему раны – и потом не нахвалишься им. Наказывай сына своего с юности и порадуешься за него в зрелости его, и среди недоброжелателей сможешь им похвалиться, и позавидуют тебе враги твои»;
- «понапрасну не смейся, играя с ним: в малом послабишь – в большом пострадаешь, скорбя, и в будущем словно занозы вгонишь в душу свою. Так не дай ему воли в юности, но пройдись по рёбрам его, пока он растёт, и тогда, возмужав, не провинится перед тобой и не станет тебе досадой и болезнью души, и разорением дома, погибелью имущества, и укором соседей, и насмешкой врагов, и пеней властей, и злою досадой»;
- и т.д.
Процесс огосударствления общественной жизни, напрямую связанный с воспитанием христианством в народе терпимости к любой власти, и даже неправедной, постепенно предавал забвению исконные формы народного самоуправления. Ссылаясь на неисповедимое божественное провидение, церковь настолько «промывала мозги» пастве, что убеждала последнюю в необходимости подчинения даже явно антинародным правителям. Как указывает в этой связи В.П. Алексеев, «пусть князь, даже дурной, всё-таки его надо слушаться. Дурные князья посылаются Богом народу за грехи, и их надо терпеть, как наказание за грехи. До сих пор народ обыкновенно дурных князей лишал власти, изгонял их и выбирал новых. Теперь ему предлагали терпеть дурных князей»[8].
Несуразность объяснения социальной природы человека через призму изначальной греховности очевидна, а потому не требует своего детального разоблачения.
Человек, пожалуй, одно из совершеннейших созданий во Вселенной, личность которого остаётся до конца непознанным явлением, без сомнения, имеющим божественную природу. Как и всякое другое стадное животное, он вынужден жить организованно, чтобы получать своё развитие и не мешать развиваться другим.
В процессе своей «эволюции» организация общественной жизни претерпела существенные изменения. Жизнь в общинно-родовом строе подчинялась местным обычаям, основанным на исторически сложившихся особенностях. В то время как современная корпоративно-сословная организация жизни зиждется на универсальных правилах, служащих целям глобализации, а, в конечном счёте, обслуживающих систему глобального управления. При этом, если в первом случае единство организации жизни людей обеспечивалось за счёт общности культуры, имеющей естественные корни, то во втором – посредством транснациональной «субкультуры», основанной на искусственно (специально) образованной почве.
Вопрос организации жизни человека в обществе никак напрямую не связан с необходимостью образования государства. Большим заблуждением является утверждение о том, что посредством государственной организации обеспечивается единство нации. Б.А. Рыбаков привёл замечательный пример из нашей истории, указав, что «единство древнерусской народности выражалось в выработке общего литературного языка, покрывшего собою местные племенные диалекты, в сложении общей культуры, в национальном самоощущении единства всего народа»[9]. Меж тем именно государственность разобщила некогда единый роський народ на великороссов, малороссов и белорусов. Описывая период удельной раздробленности, С.А. Корф замечает: «Несмотря на разделение Руси на десятки мелких государств, мы находим много признаков её единства: возьмём хотя бы народную поэзию, в которой так ярко отражается идея «единой святой Руси»; над государственною самостоятельностью и политическою обособленностью стоял общий национальный и бытовой дух единого народа, единой Русской земли»[10].
Безусловно, в современных условиях безгосударственная форма общественной жизни невозможна. Общества, в которые тысячелетиями внедрялся культ государственного насилия, не смогут самоуправляться, если в один миг заявить о самороспуске государства. Сразу начнётся борьба за власть, основанная на методе единственно понимаемого – государственного насилия. Сильный станет принуждать слабого. Другого никто не знает, другому не учили. Поэтому процесс деогосударствления должен основываться на совершенно ином типе понимания общественного управления, на изменении идеологической парадигмы, всей мировоззренческой системы.
Максим Звягинцев
Ссылки:
1. См.: А.П. Куницын. Право естественное. СПб., 1818.
2. Р. Штаммлер. Теоретические основы анархизма. М., 1906.
3. Ф. Ницше. Антихристианин. Опыт критики христианства. Проклятие христианству.
4. А.С. Киц. Исторические аспекты формирования и развития управленческой культуры в России (со времён Киевской Руси до преобразований Петра I) // История государства и права. 2008. № 9.
5. В.Г. Румянцева, И.В. Меньшикова. Генезис Института государственной службы в России // История государства и права. 2008. № 8.
6. История отечественного государства и права / Под ред. О.И. Чистякова. Ч. 1: Учебник. М., 2004.
7. Т.И. Демченко. Древнерусское правовое сознание в «Повести временных лет», в «Поучении Владимира Мономаха» и в «Слове о полку Игореве» // Юридическое образование и наука. 2009. № 1.
8. В.П. Алексеев. Начало и конец самодержавия в России. М., 1906.
9. Б.А. Рыбаков. Рождение Руси. М., 2004.
10. С.А. Корф. История русской государственности. Т. 1. СПб., 1908. С. 158.
Отзывы и комментарии